Джулио Папи, Renaud et Papi (Audemars Piguet)

В названии этого интервью указаны две марки. Renaud et Papi — это детище Джулио Папи, созданная им компания, занимающаяся производством суперсложных механизмов. Audemars Piguet — великая мануфактура, глава которой несколько десятилетий назад дал Джулио денег на развитие (обменяв их на акции нового предприятия). Об этой хитрой истории, о суперсложных механизмах и даже об ограблениях главный инженер Audemars Piguet и один из лучших часовых мастеров современности рассказал корреспонденту журнала Chronoscope.

Джулио, первый вопрос самый простой, на какой букве ставить ударение в вашей фамилии?
На букве «А». Если говорить Папи с ударением на последней букве, то получится французская фамилия, а у меня итальянское происхождение.

Теперь, когда мы знаем о вас самое главное, расскажите о второстепенных вещах. Как началась история вашего партнерства с мануфактурой Audemars Piguet?
Я пришел к ним сразу после учебы. Это было в 1984 году. И я занимался часами-скелетонами. Я узнал все секреты, все-все об отделке, декорировании, полировке и захотел работать над созданием часов с усложнениями. Но мне сказали, что я должен подождать 20 лет, прежде чем я смогу заниматься сборкой таких часов. Только пожилые часовщики с большим опытом могли это делать. Точно так же обстояли дела у Patek Philippe, Vacheron Constantin — только опытным старым часовщикам позволяли работать над часами с усложнениями.

Но когда ты молод, 20 лет — слишком долгий срок для того, чтобы ждать?
Да, я был нетерпелив. Вместе с Домиником Рено, который работал в той же мастерской часов-скелетонов, что и я, мы уволились из Audemars Piguet в 1986 году и в том же году основали компанию Renaud & Papi. Мы очень быстро росли, однако для работы мануфактуры нужно было много денег: зарплаты, покупка оборудования… Банкиры не хотели нам помогать, а мы нуждались в деньгах на развитие. В 1992 году мы провели переговоры с Audemars Piguet и спросили, могут ли они помочь нам, одолжив денег. Жорж-Анри Мейлан, CEO бренда, согласился нам помочь, но при одном условии — он хотел приобрести 52% нашей компании. Это было уникальное, очень серьезное предложение, которое мы приняли. Только у нас тоже было свое условие. Мы хотели продолжать работать с другими брендами. В итоге, в том же 1992 году Audemars Piguet приобрела 52% акций нашей компании. Таким образом они помогли нам в вопросе финансов, и мы смогли завершить создание мануфактуры, выплачивали людям зарплату и покупали оборудование. Вот и вся история.

Ну не так уж и вся.
В 2000 году Доминику Рено стало скучно, потому что все шло хорошо. Доминику хотелось и нравилось создавать что-то новое, но ему не нравилось еуправлять. Все шло хорошо, и ему было скучно так работать. В 2000 году он продал принадлежащие ему акции Audemars Piguet, и именно поэтому сейчас им принадлежит 80% акций. Я же владею 20%. На самом деле Audemars Piguet принадлежат 78.4%, а CEO Renaud & Papi владеет 1.6% акций. Мне же принадлежат 20%.

Чувствуете ли вы себя независимым часовщиком? Достаточно ли оставшихся 20% для этого сладкого чувства?
Да, я достаточно независим, потому что я могу работать с другими брендами. Хочу — с Richard Mille, хочу — с Chanel, Parmigiani Fleurier, Harry Winston. Однако, разумеется, с Audemars Piguet я связан очень крепкими узами.

Вы так много помогаете другим брендам, благодаря вам они совершают прорывы в области высокого часового искусства. Почему бы вам не направить эти усилия на создание собственной марки?
Потому что, если я создам свой собственный бренд, мне придется тратить на него больше времени. У меня маленькие дети, и я не хочу проводить свое время на работе. Я хотел бы иметь баланс между работой и личной жизнью, моими детьми. Это основная причина. Вторая причина – рынок не так прост, особенно в том пред- и пост-кризисном состоянии, в котором мы все сейчас находимся. Но может быть я и займусь этим позже. Такие мысли у меня есть, не скрою.

Я думал, что у часовщиков никогда нет личной жизни. Их жизнь посвящена созданию часов, а не семье.
Да, именно так (смеется).

Ну вот теперь можно и о часах поговорить. Расскажите над механизмами каких моделей Audemars Piguet вы работали недавно?
Последние часы — это Tourbillon Minute Repeater Chronograph из коллекции Tradition.

До этого я сделал для Audemars Piguet модели Tradition d’Excellence №№ 1, 2, 3, 4, 5. Я сделал всю линейку Tradition d’Excellence. Я сделал простой турбийон, турбийоны с большим окошком даты, с минутным репетиром, с хронографом, сплит-хронографом. Также я создал карбоновые часы-концепт, и еще концепт GMT. Ну и конечно, еще были часы Grande Sonnerie. Вы знаете, что это за часы?

Это часы с боем.
Да, совершенно верно.

Какие механизмы запомнились больше всего?
С точки зрения усложнений, с точки сложности расчетов и дизайна — это часы с боем. Они уж слишком сложные.

В чем их сложность для вас как для часовщика?
Сложность заключается в том, что это маленькие часы, у них маленький диаметр и они плоские. Базовый механизм не обладает нужной мощностью, в то время как часам Grande Sonnerie нужен солидный запас энергии для работы. Им нужен мощный завод. Мне приходилось доходить до того, что я полировал почти все, самые крошечные детали механизма, чтобы снизить трение и потребление энергии. Часовщику требуется огромное количество времени для того, чтобы собрать и настроить механизм Grande Sonnerie. Конечно, проще было просто увеличить размер механизма, и поместить в него пружину, которая обеспечила бы должный уровень мощности, но моей целью было сделать маленькие часы.

Какие усложнения вы разработали для бренда Richard Mille?
Почти все. Все сложные часы с турбийоном, двойной хронограф. Собственно, все часы с усложнениями для Richard Mille делаю я. Но мы лишь надстраиваем сложности, поскольку базовый механизм с функцией автоматического завода для Richard Mille поставляется мануфактурой Vaucher.

Вы создали для Richard Mille ударопрочный турбийон. Чем эта работа была сложна?
Сложность состоит не в том, чтобы непосредственно создать, а в том, чтобы придумать решение и все рассчитать. После этого остается только собрать часы. Дополнительная сложность в случае Richard Mille заключалась в том, чтобы создать прочные, но легкие часы. Как правило, если вещь легкая, она хрупкая, а часы Richard Mille должны были быть легкими, но при этом прочными.

Стоит ли перед современными часовщиками какая-либо супер-задача? Или же все вопросы, связанные с часовыми механизмами, уже разрешены?
В прошлом не было компьютеров и, когда мы создавали часы, мы делали это на бумаге. Мы производили много расчетов, и они не всегда оказывались точными — часовой механизм слишком мал, и в те времена нужны были знания очень хороших часовщиков, часовщиков со специализацией, чтобы свести на нет дефекты отдела разработки. Сегодня же мы используем компьютер и он рассчитывает все с высокой степенью точности. Точно так же различные механизмы, машины стали более точны. Сегодня, когда мастеру нужно собрать часовой механизм, он сталкивается с меньшим количеством дефектов. Какие-то недостатки есть всегда, и часовщик должен их устранить, однако ему приходится работать над этим меньше, чем в прошлом.

То есть сегодня быть часовщиком легче?
Да. Часовщик может выполнять свою работу лучше, потому что у него больше времени для налаживания работы механизма, для снижения потребляемой мощности. В наши дни часы более надежны, отлично настроены и превосходны с точки зрения отделки.

Думаете ли вы, что японские часовщики когда-нибудь догонят швейцарских?
Во всем мире, когда кто-то хочет приобрести дорогие часы, он покупает не только продукт, но и стоящую за ним историю.

А у японцев, по-вашему, такой истории нет?
Да, история часов с усложнениями, механических часов — это не история Японии, это швейцарская история. И мы надеемся, что люди сохранят традицию покупать механические часы в Швейцарии.

И напоследок. Невозможно удержаться от вопроса об ограблении мануфактуры, произошедшем некоторое время тому назад. Добавите перца в наше интервью?
О, вот это была история! Она случилась в июне прошлого года. Было воскресное утро. Два парня ночью угнали машину и утром в воскресенье въехали в мануфактуру, снеся дверь. (показывает фото на айфоне)

На этой машине?
Да, на этой машине. У них было мало времени, полиция приехала моментально, сразу после того, как сработала сигнализация. Но самое печальное в их истории — это то, что они разбили витрину, в которой были ненастоящие часы.

Это были прототипы?
Даже не прототипы. Корпуса были сделаны не из золота, а из меди, внутри — пластик. Они были отлично отделаны и лежали там для украшения. А у воров не было даже необходимости разбивать стекло, потому что витрина была незаперта. И дверь тоже была открыта, но они все сломали. Спустя две недели они были пойманы полицией.

В Швейцарии?
На границе с Францией. Я не знаю, состоялся ли уже суд, но все это было очень глупо, потому что они оставили свои отпечатки пальцев везде. Кроме того, они порезались стеклом, и там остались капли крови, поэтому был сделан анализ ДНК. Так что это было очень глупо. Они не были профессионалами. У меня до сих пор осталась машина, которую они украли.

Спасибо за ваш рассказ, надеемся вас минуют профессиональные грабители!

Текст и фото: Chronoscope.ru
www.audemarspiguet.com

хронотеги: Audemars Piguet, Renaud et Papi, интервью, усложнения, швейцарские часы